Внешний вид: грязно-оранжевая парка, темно-синяя вязаная шапка и шарф, в который можно замотать всю вселенную, под ними серый свитер. На ногах черные джинсы и зимние ботинки. На руках черные перчатки.
Инвентарь: телефон, ключи, деньги и пара конфет — набор честного гражданина, так сказать.

Брэм чувствовал себя пингвином: какой-то умник залил дорогу подмерзшей водой, теперь приходилось шагать, почти не поднимая ног, и сдерживать острейшее желание ругаться на чем свет стоит. Пару раз он уже поскальзывался, нелепо взмахивал руками и чертыхался, один раз — поминал мать того кретина, который это сделал.
И даже если виной тому было распиаренное глобальное потепление, Брэму было все равно. Он явно ненавидел лед всеми фибрами души.
— Счастливого вам Рождества! — прокричала ему из магазинчика одетая в красное с зеленым женщина и помахала рукой.
Окончательно разбеситься при наличии таких дружелюбных людей Брэм не мог. Он помахал ладонью в ответ, отмечая про себя, что перед праздником все становились невероятно милыми. Завтра, когда наступит именно Рождество, а не новый день Сочельника, все и вовсе будут напоминать старых-добрых знакомых. Там, где жил он сам, люди гурьбой высыпали на улицу с бенгальскими огнями, хлопушками и фейерверками, а тогда, когда он жил у родителей, все и вовсе превращалось в радостный балаган.
Брэм солгал бы, скажи, что все это ему не нравилось. Ужасный холод — да, разумеется, в последние годы даже пришлось сменить теплое пальто на куртку, чтобы не отморозить себе все к чертовой матери. Но разве могла непогода отбить празднично настроение? Нет, разумеется.
Немного воспрянув духом, Брэм пнул горку снега, едва не рухнул и решил, что нет, все-таки не настолько он доволен миром, чтобы все-таки рухнуть.
"У Марты" его сегодня не интересовал. У дверей уже толпились довольные люди, кажется, даже студентики, которые были не намного старше самого Брэма, болтали, смеялись и шумели на всю улицу. В скором времени их должны были сменить более матерые дамы и господа, в том числе и завсегдатаи бара, а потом — узкий круг лиц из "Крыльев свободы".
В том числе, конечно, и Колин, который наверняка обо всем забыл. Или нажрался накануне, поэтому не сможет встать. Или просто решит, что похмелье и действа во имя равенства-братства совмещать нельзя.
Когда все тянули жребий, решая, кто будет тем несчастным, который попрется расталкивать Колина во имя написания листовок, а после бегать и распечатывать их, Брэм, атеист и скептик, был готов молиться богу, но как только вытянул самую короткую зубочистку, удостоверился, что господа все-таки нет, да и в принципе мир не отличается справедливостью. Все смотрели на него с явственным сочувствием, даже похлопали по плечу.
Была легкая надежда, что ему дали неправильный адрес, что даже можно будет сыграть в дурачка, похлопать ресницами и сказать, что найти квартиру Колина не удалось. Но в кармане был телефон, в котором черным по белому в пузыре смс-сообщения был написан адрес, рекомендация не поддаваться на уговоры выпить и время, к которому должны быть готовы листовки, чтобы их можно было передать дальше тем, кому предстоит сыграть роль промоутеров.
Надежда свинтить пропала окончательно тогда, когда Брэм понял, что дверь в подъезд Колина не имеет кодового замка.
Он выпустил щебечущую толпу разодетых и раскрашенных девчонок, звонко пожелавших счастливого Рождества, случайно скопировал их чрезвычайно бодрые и радостные интонации, моргнул, решил, что наверняка выглядит самым настоящим идиотом, и быстренько шмыгнул в подъезд.
Ожидание встретить ужасы прямо сейчас, с порога, не оправдались.
Брэм поднялся по лестнице на нужный этаж, попутно доставая из кармана телефон, чтобы свериться с номером квартиры, притормозил так сразу, как увидел заветный номер. Он зачем-то поправил шарф, будто это могло добавить уверенности и солидности, спрятал мобильник обратно в куртку, резко выдохнул и заулыбался. Стоило быть дружелюбным. Он знал, что Колин почти не отличался дружелюбием, но все-таки стоило попытаться.
Ему не открыли ни с первого, ни со второго раза, Брэм даже хотел написать гневное сообщение парням, что, мол, меня игнорируют, но вспомнил наставление.
"Будь настойчив, Брэм. До победного. До конца", — сказали ему накануне.
Брэм вздохнул и продолжил проявлять настойчивость.

Чего-то такого Брэм и ожидал.
Ладно, конечно, он надеялся, что сейчас Колин откроет ему радостный, трезвый и дружелюбный, скажет, мол, о, прости, я тут запекал индейку и не мог оторваться, как раз достал противень из духовки, проверял, как она там. Да и телевизор делал потише, чтобы можно было нормально побеседовать с гостем, которому, конечно, очень рад и которого не хочется держать на пороге. И чтобы дома все чисто, красиво, празднично, тепло, и чтобы поесть предложили...
Встретили Брэма, разумеется, перегар и явное отсутствие хотя бы намека на праздник, а Колин был таким помятым, что не приходилось сомневаться в том, что накануне он привычно нажрался. Магия Рождества не сработала, но да что уж там? Наверное, атеистам в принципе не полагается получать божественное чудо или какие-то подарочки свыше. С этим пора было смириться очень давно. Да и не стали бы его отправлять сюда, давая напутствия и сочувственно качая головами, если бы все должно было пройти гладко.
Пустая бутылка была замечена чуточку позже, но не сильным опозданием после того, как Брэм оценил помятую рожу. Он выставил вперед руки, намереваясь защищать голову или хотя бы продемонстрировать, что пришел с миром, а не так, как могли про него подумать.
— Мистер Берк, это я, Брэм Фрай, вы чего? — напомнил он, хотя не был уверен, что его действительно знают.
Довольно часто Брэму казалось, что Колин пьян абсолютно всегда, а если нет, то не очень-то заинтересован в том, чтобы запоминать всех, кто его окружал. Орать про то, что они вместе были в "Крыльях свободы", казалось не очень разумным, поэтому пришлось зависнуть на пару секунд. За это время воображение нарисовало, как бутылка разбивается об голову, и это подстегнуло к более активному мыслительному процессу.
— Наши, ммм, общие друзья попросили меня напомнить вам, что вы обещали предоставить им тексты к сегодняшнему вечеру. Помните?
Никогда еще Брэм не чувствовал себя настолько загадочным, как сейчас. Оставалось разве что руками изобразить крылья, чтобы намекнуть иным способом, но он воздержался, предположив, что совсем идиотом выставлять себя не стоит.
Вместо этого Брэм улыбнулся.
Кто-то говорил ему, что улыбка способна спасти положение, вот только сейчас казалось, что она как мертвому припарка. Но ничего. Родители научили его вежливости, а он сам отлично уяснил этот момент в разрезе с такими вот, как сейчас, потенциальными ситуациями.

— Ага, — не очень уверенно подтвердил Брэм по поводу друзей, общих и текстов.
Он действительно был уже готов начать размахивать руками, но все еще сомневался в правильности подобных действий. А что если Колин решит, будто он изображает петуха или, например, ту же самую индейку, на которую были слабые и тщетные надежды?
В принципе, можно было одними губами сказать "Крылья свободы", вот только учитывая то, что Колин явно слабо взаимодействовал с действительностью — непонимание на лице было написано настолько явственно, что даже не возникало никаких сомнений.
Впрочем, в какой-то миг Брэм уж было решил, что его все же вспомнили — ровно тогда, когда наконец-то освободили проход в квартиру. Стоять на лестничной клетке холодно не было, здесь хотя бы не было этого внезапно навалившего снега, но отсутствие возможности нормально поговорить сильно смущало. Поэтому как только Колин отодвинулся, Брэм мигом вновь воспрянул духом, опять заулыбался, шагнул следом за ним, готовый начать активничать... и осекся, когда хозяин квартиры рухнул на кровать.
Мгновением позже до разума дошел вопрос.
— Эээ... — на этот раз издавать звуки пришлось Брэму. — Нет, ну, если хотите, могу и спеть, но зачем?
Он решил, что стоит разуться, чтобы не растаскивать снег по полу, снял ботинки и потоптался на одном месте. Носки были ярко красными, имелись все подозрения, что на ступнях ткань станет черной.
Брэм решил, что думать об этом точно не стоит, потому что можно дойти мыслями еще до каких-то поджидающих в квартире бед.
— А зачем подушки?
Его даже, пожалуй, не интересовало, откуда их надо достать.
Этот Колин пробуждал у Брэма так много вопросов, главным из которых был: "Ну за что?"
В следующий раз, когда все будут тянуть жребий, надо было скоренько сваливать хотя бы в туалет, чтобы избежать участи гонца, которого ставят в тупик.
— Я из "Крыльев свободы", — Брэм решил, что надо срочно объяснить происходящее, иначе появятся еще какие-то странные вопросы, на которые он сам для себя ответить не сможет. После секундной заминки, он добавил: — И вы тоже.
Ну а вдруг Колин забыл?

Брэм был... да, именно растерян. Он стоял, моргал, едва ли не затылок собирался чесать, настолько ситуация была странная. Почти послушно глянув на валявшиеся подушки, о которых сейчас шла речь, Брэм издал тихое "ммм", а после сказал:
— Ну, наверное, не место.
Что и как было в его собственной квартире, он знал. Более того, дома всегда была чистота, за редким исключением где-то на столе появлялась кружка от кофе, иногда кофе даже мог стоять едва ли не сутки, а так, в общем-то, порядок был постоянным. В квартире даже никогда не пахло алкоголем по той простой причине, что Брэм вообще не пил, не желая оставаться без ментальных барьеров в голове, которые обязательно рухнули бы под воздействием опьянения. Да и, в общем-то, все в его жизни было правильно и четко, исключая разве что появление в жизни "Крыльев свободы", но и в том была правильность.
Не сказать, чтобы Брэм был особым любителем порядка, просто так получалось.
Квартира Колина его откровенно настораживала, как и сам ее хозяин. Здесь могло быть все, что угодно, и подушки на полу не казались чем-то странным. Ну вдруг мужик приходит с попойки и сразу же падает у двери, вот и обеспечил себя комфортом? Всякое в жизни случается.
Решив никак не комментировать, Брэм поднял подушки, принес их к кровати, бросил рядом с Колином и уставился на него с непониманием.
— Кто нас может слушать? — не понял он и даже обвел взглядом комнату.
Никто не выскочил и не заорал: "Сюрприз!"
Может, Колин головой поехал и теперь считает, что вокруг одни шпионы, так и норовящие разузнать о нем абсолютно все? Или, может, у него где-то под кроватью валяется совсем уж пьяный гость? Проверять не хотелось, достаточно было того, что уже удалось увидеть.
Брэм переступил с ноги на ногу, пожал плечами и машинально посмотрел на подушку-свинью.
Вот бывает так, что у людей на них похожи домашние животные, здесь же Колин даже предметы быта под себя подобрал. Талант! Постарался, так сказать, устроить полностью комфортную обстановку.

К числу параноиков Брэм себя отнести уж точно не мог. Конечно, он опасался всяких неприятных моментов, которые обычно были связаны с неприятными людьми, но сильно сомневался, что квартира Колина сплошь забита шпионами. Да и вообще была мыслишка, что этот алкоголик вряд ли интересен хоть кому-то, кто может навредить. За такими обычно не ходили толпы людей из спецслужб.
Поэтому сейчас Брэм боролся с желанием сказать, мол, дядя, у вас белочка, что очень грустно, но поправимо, если перестать, например, пьянствовать. Бутылка в руках Колина намекала, что заявлять подобное было несколько опасно — могло прилететь по голове, а мозги-то были еще дороги. Поэтому пришлось прикусить язык и начать познавать смирение. Если уж кажется человеку, что за ним следят, то пусть он продолжает мыслить в том же ключе. Не жалко ведь, ну.
Куда можно сесть, понятно не было. Брэм с сомнением посмотрел сначала на кровать, потом на пол, комод и даже зачем-то на книжную полку, будто намеревался забираться туда, повыше и подальше от Колина.
Садиться куда бы то ни было оказалось страшно. Осознавая, что такими темпами здесь придется торчать целую вечность, Брэм размотал шарф и расстегнул куртку, со вздохом подошел к комоду, оглядел его, не скрывая собственных сомнений, потрогал рукой. Предмет мебели не выглядел прочным.
Еще раз вздохнув, Брэм прислонился к нему, мигом почувствовав себя идиотом.
— Я вот так постою, мне нормально, — на всякий случай сказал он.
Нормально не было, но сидеть на кровати казалось почти дикостью. Похмельный Колин и без того напоминал ненавидевшего Брэма родственника на смертном одре.
— Вас попросили сделать агитационные листовки, помните? — Брэм попытался вернуться к сути еще раз.

Брэм немного расслабился и выдохнул. Не сказать, чтобы до этого он так уж активно шевелился или что-то там делал, но в этот момент даже практически дыхание задержал и замер. Почему бы и нет, когда об этом просит хозяин квартиры, который, ко всему прочему, может и бутылку разбить об голову, а потом еще и горло "розочкой" пощекотать? Конечно, Брэм был отчаянный, периодами брал на себя слишком много, а иногда вообще умудрялся творить откровенную и странную чушь, которую было вспоминать стыдно, но чувство самосохранения какое-никакое имел.
— Должен, — мрачно сообщил он.
Вот и почему выбор пал на Брэма? Пусть бы кто-нибудь другой ходил и решал общие проблемы, ну не создан он для бесед с пьяницами и дебоширами!
Было острое желание напомнить с помощью магии, но Брэм только поправил перчатку.
— Магов и не магов. Всех. У магов чипы, а это неправильно, а если люди соберутся и массово будут протестовать, тогда, может, нас услышат.
Странно было объяснять политику партии человеку, который, как сказали Брэму, занимался всем этим добром чуть ли не изначально. Явно издевался же, это было понятно по всему его поведению.
— Слушайте, — раздраженно нахмурился он, — напечатайте уже текст, закинем это на флэшку, я распечатаю и отвалю. Мне тоже не так уж много удовольствия доставляет торчать здесь черт знает зачем.
Он бы лучше сходил в какую-нибудь ближайшую забегаловку и пожрал, а не наблюдал за тем, как Колин строит из себя дурачка и явно старательно действует на нервы. Иначе происходящее никак не объяснялось.